Финнизация Карелии

Материал из Викитаки

Финнизация Карелии - процесс насильственного превращения Карелии в этнически чисто финскую территорию, проводимый на протяжении длительного времени финнами самостоятельно, либо при содействии властей других стран (Швеции, Германии, СССР). Основные применявшиеся в ходе этого процесса финнизации Карелии методы были следующими:

• Геноцид нефинского населения Карелии
• Принудительная ассимиляция карел
• Насильственные депортации карельского населения
• Вытеснение карельского языка
• Религиозные репрессии, притеснения православия

Средние века

Процесс финнизации Карелии начался во второй половине XIII века, когда шведы сначала в ходе Второго Шведского крестового похода (1249 год) окончательно покорили финнов (летописную сумь), а в 1293 году началась тридцатилетняя война Швеции с карелами и Новгородом, известная в западной историографии как Третий Шведский крестовый поход. Ранее, в 1042 году, сын Ярослава Мудрого, Владимир, установил договорную границу со шведами по речке Кюме к западу от Выборга, которая была одновременно и естественной границей расселения карелов и хяме (летописной еми). Третий Шведский крестовый поход начался с того, что шведы внезапным нападением захватили карельский Выборг (т.н. Старый Выборг), разрушили его и основали рядом свой замок, ставший базой для последующих завоеваний. Карельское Выборгское княжество прекратило своё существование, а другие карельские княжества - Тиверское, Корельское (Собственно Карелия) и Саво - не успели подать ему помощи.

Под властью Швеции

После 1617 года по результатам Столбовского мира значительная часть Карелии оказалась под властью Швеции - в составе Великого герцогства Финляндского или в качестве коронных земель. В 1630 году коронные земли по сути были выделены в отдельное квазигосударственное образование, фактически состоявшее со Швецией в личной унии - на них была сохранена карельская юрисдикция, не распространялись общешведские законы и повинности, в риксдаге они не имели своих представителей, поскольку считалось, что их там представляет сам король. Однако эта политика автономизации бывших карельских земель никак не повлияла на отношение к местному населению, в отношении которого продолжала проводиться принудительная финнизация и был установлен режим, близкий к геноциду, что привело к массовому бегству карел в Россию.

В Российской империи

Советский период

В начале первой пятилетки вопросы "языкового планирования" в Карелии встали как никогда остро. В связи с возросшим объёмом лесозаготовок к началу 1930-х годов в Карелию начался широкомасштабный завоз рабочей силы из других областей СССР. В 1928-1929 годах в республику прибыло 25 000 сезонных рабочих, в 1929-1930 годах – около 60 000 человек. Явно прогрессирующее увеличение удельного веса национального населения снижало эффективность языковой политики финнов. На страницах местной печати в ходе обсуждения языковой политики особое внимание стало уделяться более медленному росту грамотности карельского населения южных районов по сравнению с северными. Причиной такого явления было признано использование преимущественно русского языка в просветительской и образовательной работе среди южных карел.

Вопросы «карелизации» (под которой де-факто понималась финнизация) были вынесены на обсуждение IV объединённого пленума Карельского обкома и областной контрольной комиссии ВКП(б). В одобренных пленумом тезисах Г.Ровио не было принципиально новой трактовки соотношения между карельскими диалектами и финским литературным языком. На основе этого делался вывод о возможности «использования финского литературного языка и письменности в качестве объединяющих карельские говоры»^[1]. Утверждалось также, что усвоение финского языка карелами, в том числе в южных районах, происходит скорее и легче, чем русского^[2], и в связи с этим утверждалось: «Поэтому в момент оформления Карельской автономии письменным и литературным языком карел был признан финский язык»^[3]. Последнее утверждение шло вразрез с постановлениями 1921-1924 годов по данному вопросу.

Всё же было принято принципиально новое решение, признанное наиболее правильным, ввести в школах с преподаванием на финском языке в качестве предмета русский язык, а в школах русских районов – финский. В постановлении также заявлялось, что, охватив всех карельских детей обучением на финском языке при развитии экономики и культуры республики, диалекты карельского языка приблизятся в таких условиях к литературному финскому языку и тем самым обеспечат его внедрение в быт населения. Красные финны были уверены в том, что культурный уровень карельского населения легче всего поднять при помощи финского языка. В конечном счете, финский язык, используясь по их замыслу в качестве языка культурного и бытового общения, уравнялся бы с русским языком по выполнению общественных функций. По мнению А.А.Левкоева глубинные причины таких реакционных выводов «крылись в тех переменах, которые были вызваны форсированной индустриализации промышленности и коллективизации сельского хозяйства»^[4], достаточно вспомнить ситуацию в стране и задачи первого пятилетнего плана. Отрицательными моментами всех этих решений и постановлений явилась недостаточная изученность карельского языка в русской и советской лингвистике, а так же спекулятивные выводы лингвистов Финляндии о тождественности карельского и финского языков. К этому необходимо добавить, что принцип равноправия языков народов СССР был неправильно понят: финский язык не был и не мог стать родным для карел, он не мог бы широко использоваться в науке, технике, высшем образовании. Развитие самого языка не могло происходить в условиях, когда финское население в Карелии составляло незначительное меньшинство. Следовательно, возможность культурного строительства на финском языке была ограничена.

В постановлениях 1929 года было предложено усилить темпы финнизации, ускорить введение финского языка в школах, пунктах ликбеза, в деятельности партийных органов и просветительных учреждениях во всех районах с преобладанием карельского населения. Значительно расширилось использование финского языка в работе центральных органов республики, в местной периодической печати и книгоиздательстве. Уже в начале 1932 года 99,6% всех школьников карельской национальности обучалось на финском языке (вместо 57,8% в конце 1929 года). В начале 1930-х годов началось издание шести районных газет на финском языке, три районные газеты выходили параллельно на русском и финском языках. В партийных учебных заведениях и некоторых техникумах была развёрнута сеть курсов и отделений с преподаванием на финском языке.

В начале 1930-х годов руководство республики выдвинуло идею о введении финского языка в качестве литературного и объединяющего для всех ингерманландцев, проживавших в Ленинградской области и тверских карел. Инициатива красных финнов по распространению литературы на финском языке среди тверских карел вызвала резкое противодействие со стороны, как населения Тверского округа, так и его руководящих органов. Расхождения в языковой политике между КАССР и Карельским национальным округом Московской области усугубились ещё одним важным фактором – утверждением на государственном уровне отдельной письменности для тверских карел.

1 марта 1930 года в Комиссии по делам национальностей Наркомпроса РСФСР состоялось совещание по вопросу о национальной письменности для карел тверского округа. На нём с докладом выступил Д.В.Бубрих, который подчеркнул необходимость создания собственной письменности для тверских карел без заимствования «карело-финского» языка. Совещание согласилось с ним и постановило принять необходимые меры по переводу всей культурно-политической работы на карельский язык на базе латиницы, положив в его основу толмачевский говор Эса Анттикоски и А.А.Левкоев абсолютно сходятся во мнении, что «политически создание нового литературного языка могло быть воспринято как контрмера, призванная предупредить расширение влияния финских эмигрантов». Тверские карелы, прожившие три столетия относительно изолированно от финнов и других карел, нуждались в дальнейшем развитии родного языка. «Противопоставление было выгодно верхам страны, поскольку оно сильнее втягивало руководителей Карелии в фарватер коллективизации», - считает А.А.Левкоев.

На этом фоне правомерность принудительного насаждения финского языка в Карелии вызывала закономерные сомнения. Следствием этого была вспыхнувшая в начале 30-х годов «война языков». А.А.Левкоев отмечает: «Советский финноугровед А.Баранцев совершенно справедливо замечал, что «бурная полемика между сторонниками создания карельской письменности, среди которых наиболее активным и влиятельным был член-корреспондент АН СССР Д.Бубрих, и её противниками, настаивавшими на финском литературном языке, сопровождалась взаимными политическими обвинениями». О серьёзных лингвистических аргументах Д.В.Бубриха пишет Э.Анттикоски: «В результате тысячелетнего раздельного развития, отмечал он в своих работах 30-х годов, карельские и финские языки отличаются друг от друга не менее, чем русский от украинского или польского. Расхождения языков увеличивали и пуристические тенденции «в буржуазной Финляндии», приводившие к созданию незнакомых карелам неологизмов. В конечном счёте, однако, решающее значение имели политические мотивы. Согласно Бубриху, речь шла о борьбе двух идеологий за Карелию, её лесные богатства и полезные ископаемые. Ссылаясь на языковое родство финнов и карел, руководство республики фактически проводило общую с заграничной буржуазией политику создания «Великой Финляндии».

Противостояние усугубилось постановлением Президиума Совета Национальностей ЦИК СССР от 25 апреля 1931 года. Совет одобрил на своём заседании опыт создания письменности тверских карел и рекомендовал правительству Карельской АССР, используя этот опыт, «приступить к работе по созданию карельского литературного языка»^[5] и переводу на него культурно- просветительской работы. Карельское руководство не поддержало эту рекомендацию. 14 мая 1931 года центральная «Правда» опубликовала две статьи по карельскому вопросу. В одной из них доказывалось, что «новое достижение национальной политики партии будет иметь огромное значение для дальнейшего культурного и политического развития Карелии»^[6]. Другая указывала, что «не может быть…сомнения, что для карел родным языком является карельский язык, а не русский и не финский. Находятся, однако, люди, которые «возражают»^[7].

В республике "красные финны" недоумевали. 12 мая 1931 года вопрос о литературном карельском языке обсуждался на совещании обкома ВКП(б). Партийный актив КАССР высказался против его создания. «Употребление финского языка обосновывалось значительными диалектными различиями карельского языка, влиянием финского языка на разговорную речь карел, в особенности на севере республики, а так же результатами проведённого в 20-е годы референдума, согласно которым большинство якобы выступило в поддержку финского языка», - пишет Э.Анттикоски. Так же утверждалось, что «в самой Карелии никто не требовал введения карельского языка». Исходя из этого, было предложено сохранить направление языковой политики, то есть финский язык продолжал в обязательном порядке использоваться в качестве единого письменного и литературного языка карел КАССР, но одновременно было рекомендовано расширение применения "карельских диалектов" в печати, книгоиздательстве, школьном образовании, устной просветительной работе. Г.Ровио, выступая на совещании, отметил, что «финский, являясь языком капиталистической страны, становился недостаточным для выражения новых понятий возникших в результате социалистического строительства в СССР: «Мы должны обратить внимание на то, чтобы тот язык, который у нас является объединяющим все карельские наречия, - соответствовал тому этапу общественной жизни, в котором мы находимся, и чтобы он облегчал нам дальнейшую нашу культурную работу среди различных слоёв карельского населения». В поддержку руководства Карелии выступило Политбюро ЦК ВКП(б), отменив решение Совета Национальностей. В феврале 1933 года Президиум ВЦИК признал нецелесообразность перехода Карельской АССР с финского языка на карельский.

Но 25 июня 1933 года Ленинградский обком ВКП(б) по докладу о работе Карельской парторганизации принял решение, в котором отмечались ошибки, допущенные в проведении национальной политики в Карельской АССР. XII Карельская областная партконференция (январь 1934 года) и V пленум Карельского областного комитета ВКП(б) (1935 год) осудили игнорирование русского языка в национальных школах Карелии. В ходе проводимого языкового строительства 1929-1933 годов внимание к исконно народному языку карел всё более ослабевало, он стал активно вытесняться из общественно-политической и культурной жизни. Эксперимент ликвидации неграмотности на карельских наречиях с постепенным переходом к финскому языку потерпел полное поражение. Своеобразный «карело-финский» язык представлял собой непоследовательное смешение финского языка преимущественно с элементами ливвиковского наречия. Несмотря на то, что карельские диалекты использовались в художественной литературе, реальных условий для карелизации финского языка не было в начале 1930-х годов. Ускоренное его внедрение «вступало в противоречие с исторически сложившимися моделями поведения, реальными языковыми ориентациями карел, поскольку возникла дисгармония между верхним (профессиональным) и нижним (народно-бытовым) слоями культуры». Первый развивался на основе русского и финского литературных языков, прошедших многовековой путь нормативного развития, второй – на основе традиций карельской разговорной речи и устно-поэтического творчества народа», - пишет Е.И.Клементьев. И всё же, несмотря на усиленное внедрение финского языка, тенденции национально-русского двуязычия последовательно укрепляла свои позиции, утверждаясь в качестве ведущей.

Постепенный отход от политики красных финнов был связан не только с недовольством проводимыми в республике преобразованиями, но и с событиями, происходившими в мире. В январе 1933 года к власти в Германии пришёл А.Гитлер. Финляндия рассматривалась советским руководством, как государство с преобладавшим фашистским элементом. Г.Ровио и Э.Гюллинг с их профинляндскими настроениями были позже отстранены от руководства республикой. Так ненадолго "закончилась эпоха красных финнов" в Карелии.

Влияние языковой политики финнов на культурно-просветительскую работу в Карелии

Нестабильность национально-языковой политики в республике и чрезвычайно быстрые темпы введения начального и семилетнего образования, связанные с задачами индустриализации в стране, оказали значительное влияние на качественную сторону обучения в школах Карелии. Эти факторы вызвали широкое распространение подготовки учителей с низким уровнем знаний на разного рода краткосрочных курсах и неоднократные массовые смены учителей в школах.

В 1929 году руководство Карелии отказалось от принципа добровольности выбора русского или финского языка карельским населением. Как известно, было принято решение об обязательности введения финского языка как языка просвещения и образования для карел. К началу 1932 года 99,6% всех школьников и 70% взрослых учащихся школ ликбеза карельской национальности обучались на финском языке. Быстрый массовый переход к финскому языку потребовал в кратчайшие сроки подготовить учителей способных преподавать на нём. Такой ненормальный темп переподготовки привёл к снижению профессионального уровня учителей: только в 1930-1933 годах в школы республики было направлено не менее 800 учителей, закончивших только лишь краткосрочные учительские курсы. В 1933 годах половина учителей начальных школ Карелии и 80% учителей школ повышенного типа не имели законченного педагогического образования. Подготовка учителей русского языка была ослаблена. В результате всего этого качество преподавания снизилось, а выпускники школ плохо знали и русский и финский. В 1931 году пленум Карельского обкома ВКП(б) отметил значительное отставание качества обучения в школах от потребностей развития республики. В 1933 г. пленум обкома заявил, что учащиеся финских школ не усваивают русского языка, а учащиеся русских – финского. Плохое знание русского языка затрудняло поступление в ВУЗы и техникумы не только РСФСР, но и самой республики, за исключением лишь подготовительных заведений и финского педагогического техникума. Трудящиеся русской и других национальностей, живших и работавших в карельских районах, оказались так же в трудном положении.

Первые итоги культурного строительства в республике отразила перепись населения 1933 года. «Грамотность всего населения республики в возрасте 9-49 лет составила 84,5%, при этом среди русских насчитывалось 88,8% грамотных, среди карел – 73,8%, вепсов – 79,8%, финнов – 97%»1, - пишет А.И.Афанасьева. Но в разных районах республики грамотность была неодинаковой. Наиболее высокие показатели оказались в городских районах с преобладанием русского населения (Петрозаводский, Кемский), а так же северо-западных районах (Ухтинский, Ругозерский). Наименьшей доля грамотности была в южных районах, особенно в Олонецком и Пряжинском. Несмотря на приобщение карел и вепсов к финскому языку, всё же ведущей оставалась тенденция к овладению русским языком карельским, вепсским и финским населением. Русский язык по-прежнему являлся наиболее распространённым, оставаясь языком межнационального общения. Как и раньше, "тяга к овладению финским языком" была характерна для карел северных районов.

Внедрение финского языка для всего карельского населения значительно сужало возможности его культурного развития, сдерживало подготовку национальных кадров, местной интеллигенции, затрудняло сближение трудящихся разных национальностей.

В эти годы расширяется издательская деятельность на финском языке. В книгоиздании Карелии до второй половины 1930-х годов ведущую роль играло издательство «Кирья». В этот период оно было единственным, выпускавшим литературу на финском языке. В начале этого периода «Кирья» занимало четвёртое место по числу названий и общему тиражу среди национальных издательств автономных республик страны. В номенклатуре изданий видное место занимала общественно-политическая литература. «Кирья» уделяла особое внимание переводу на финский язык и изданию произведений К.Маркса, Ф.Энгельса, В.И.Ленина, материалов съездов и конференций и т.п. Находясь под контролем руководства Карелии издательство занималось активным выпуском работ финляндских революционеров-интернационалистов, в которых обобщался опыт революционной борьбы, давался анализ социально-политической обстановки в Финляндии в 1920-1930 годах. Такая литература становилась идеологически пригодной для финских руководителей республики. Помимо всего прочего издательство выпускало значительное количество краевой литературы, которая печаталась либо параллельно на двух языках – русском и финском, либо на русском. На обоих языках издавались протоколы съездов Советов Карельской АССР, областных партконференций, различных совещаний и т. п. «Кирья» имело очень широкий диапазон литературы, «отвечавшей по своему содержанию важнейшим потребностям экономического, социального и культурного развития Карелии».

«Содержание этой литературы было нацелено на привитие трудящимся, владевшим финским языком, марксистско-ленинской идеологии, воспитание их на традициях российского и международного рабочего революционного движения, приобщения к лучшим произведениям мировой и советской литературы», - пишет А.И.Афанасьева. В ознакомлении с жизнью СССР и "идейно-политическом воспитании" финнов-переселенцев из Америки, Канады и Финляндии издательство «Кирья» также играло немаловажную роль.

Положительным итогом деятельности издательства стала публикация произведений советских финноязычных писателей, что способствовало развитию местной литературы карел и финнов. Несмотря на то, что «Кирья» испытывало недостаток в редакторах и переводчиках, издательство сделало многое для развития книгоиздания не только на русском, но и на финском языке. Огромный вклад в развитие материальной базы, разработку тематических планов и создание кадров переводчиков и редакторов внесли директора «Кирьи» Г.Ровио, Т.Тёрмяля, И.Леметти, и представители редакторского и авторского актива В.Сирола, Л.Летонмяки, В.Оянен, И.Ласси, Г.Лаукконен, А.Сало и другие.

Тридцатые годы - это время зарождения и развития "карело-финских" литературной деятельности и искусства Карелии. Основой формирования их явилось народное художественное творчество в финском преломлении. Его освоение и стало "главной задачей интеллигенции республики". Большую помощь местной литературе, музыкальному, изобразительному и театральному искусству оказали деятели русской советской культуры, преимущественно писатели и художники Ленинграда. Они участвовали в подготовке кадров из местной молодёжи, в решении конкретных вопросов литературной и художественной жизни Карелии. Основной вклад в такую культуру КАССР внесла творческая интеллигенция из числа финнов-эмигрантов начала 1930-х годов. Принеся с собой опыт и традиции культуры финского народа, они оказали заметное влияние на характер художественной культуры Карелии.

В конце 1920-х – начале 1930-х годов в республике значительно оживилось литературное движение. К этому времени уже была создана Карельская ассоциация пролетарских писателей (КАПП), в ней были два отделения – финское и русское. Также огромную роль в "единении и творческом росте" местных писателей сыграли литературно-художественные журналы на русском и финском языках. Писатели из числа финской интеллигенции составляли наиболее многочисленную и профессионально подготовленную часть местной писательской организации. Среди них были сложившиеся профессиональные писатели и журналисты: Я.Виртанен, Л.Летонмяки, О.Иогансон, Э.Паррас, Х.Тихля, Р.Руско (Р.Нюстрем), А.Висанен, Л.Косанен, Э.Виртанен и другие. К ним была близка группа начинающих литераторов, карел по национальности – Ф.Ивачев, Ф.Исаков, Н.Лайне, Н.Яккола, Я.Ругоев, А.Тимонен, а также Л.Хело, которые писали на финском языке. Группу русских писателей составляли молодые начинающие авторы, среди которых были историк и этнограф А.Линевский, журналисты С.Норина, и Ф.Трофимов, молодые поэты А.Иванова, И.Кутасова, Н.Грибачёва и В.Чехова. Многие произведения писателей Карелии, созданные на финском языке, издавались в переводах П.Антикольского, Б.Лихачёва, В.Саянова и других советских поэтов. Три сборника стихотворений Я.Виртонена вышли в центральном и местном издательствах.

Заметное развитие в Карелии 1930-х годов получило театральное искусство. В декабре 1928 года Р.Руско выступил в газете «Пунайнен Карьяла» со статьёй о необходимости создания профессионального театра на финском языке, что было поддержано редакцией и многими читателями. На страницах газеты развернулось обсуждение задач будущего театра, путей подготовки актёров и т.п. В начале 1929 года VIII Всекарельский съезд Советов постановил создать в Петрозаводске к концу первой пятилетки профессиональный драматический театр на финском языке. В августе этого же года было принято постановление правительства и Наркомпроса республики об открытии русского драматического театра и выделении необходимых средств. Сформировавшаяся вскоре труппа театра состояла из артистов ленинградских театров и наиболее способных участников местной самодеятельности. С ноября 1929 года театр начал работу в помещении бывшего кинотеатра «Триумф». Открытие театра на финском языке потребовало более масштабной подготовки: надо было обучить актёров финскому языку, которого не знали ни русские, ни карелы. С этой целью на учёбу в Ленинград была направлена группа карельской и финской молодёжи, которая, как выяснилось, тоже не знала "родного" языка. В то же время в Петрозаводске возникла самодеятельная театральная труппа из финнов-эмигрантов, бывших артистов рабочих финских театров за рубежом. Среди них были И.Вийтанен, Я.Метсола, Х.Салми, А.Санделин, К.Севандер, С.Хитс и другие. В связи с тем, что на первых порах актёры-иммигранты не представляли советской действительности, Наркомпрос республики направил их на несколько месяцев в Ленинград, где они должны были обучиться «нашей политике, экономике и другим формам работы». Вернувшись в 1932 году, они создали национальную труппу при театре русской драмы в Петрозаводске. Эта труппа и выпускники карельской студии объединились в единый актёрский коллектив финского драматического театра. Художественным руководителем и главным режиссёром стал Р.Нюстрем, директором – К.Севандер. С самого начала театр создавался на широкой интернациональной основе. Его актёры – карелы, финны, ингерманландцы – хорошо знали культуру, быт и традиции своего народа. Неменьший вклад в развитие театрального искусства внесли и финны-иммигранты, принесшие опыт и традиции рабочих финских театров Америки и Финляндии.

Финская оккупация Карелии в 1941-1944 годах

В планах политических кругов и военных властей Финляндии было присоединение всей Карелии к Финляндии и ее финнизация^[8]. На деле это означало зачистку оккупированной территории от людей иной национальности, а конкретнее — от русских (вернее "русскоязычных"), и подчинение прочего населения финскому порядку.

Верхушка финского руководства, а также фашистские организации Финляндии считали своей задачей доказать другим правительствам, что народ Восточной Карелии хочет присоединиться к Финляндии, хотели доказать, что Финляндия пришла в Карелию не как захватчик, а как "освободитель" Восточной Карелии, всячески стремились опровергнуть утверждения, что Финляндия является агрессором, хотя "с самого начала все было предельно ясно", как писал Хельге Сеппяля.

После захвата 111-м армейским корпусом Вокнаволока, который находился на уже востоке от границы по Тартускому мирному договору, Восточно-Карельское военное управление, а также отделы разведки и информации Главного штаба совместно с Академическим Карельским союзом (АКС) поспешно собрали "народное собрание" в Вокнаволоке. На этом собрании руководство "Движения за освобождение Карелии" приняло решение "от имени народов Беломорской и Олонецкой Карелии" присоединиться к Финляндии. Учитывая поспешность действий, можно сделать вывод, что собрание и его решения были подготовлены заранее.

Активисты "Карельского Академического союза" и руководители "родственных батальонов" еще до этого собрались в Каяни и выступили инициаторами народного собрания в Вокнаволоке и, конечно же, приняли участие в самом собрании. Избранное на собрании правление "Освободительного движения" направило обращение к финскому правительству, в котором, в частности, говорилось:

“От имени представляемых нами Беломорского и Олонецкого народов, просим вас, финские братья и сестры, всеми способами поддержать стремления нашего народа. Давайте общими усилиями сотрем силой навязанную нам и разделяющую нас, проведенную посреди нашей общей земли границу, воссоединим землю, которую сам Господь Бог ниспослал нам единой. Вместе осуществим предложение, высказанное нам финским поэтом: передвинем границы и посты сторожевые в глубь карельских просторов к морям. Пусть поможет нам Всевышний с помощью финляндско-карельского оружия обеспечить на веки вечные безопасность нашего общего Финского дома”.

Микко Карвонен, известный под литературным псевдонимом как Миихкали Онттонен, сказал на собрании:

“Сейчас под этим синим небом на берегу сияющего озера Куйтто собрался почти весь карельский народ. Люди, построившие эту деревню и вспахавшие в лесной глухомани эти поля, покоятся под колючим дерном. Но души их с нами, здесь, среди нас, они шепчут нам в ласковом летнем ветерке: это свершилось — Карелия свободна”.

"Народное собрание" в Вокнаволоке и его обращение вызвало много вопросов как в Финляндии, так и за рубежом - всем было очевидно, что это фарс. Организаторы собрания, сторонники идеи "Великой Финляндии", явно не задумывались над тем, как к этому отнесутся сами карелы, их к тому времени там было очень мало, а армия Финляндии тогда дошла только до определенной Тартуским мирным договором границы, но вся Восточная Карелия оставалась еще неоккупированной. Вдохновило же на столь поспешную организацию собрания успешное в то время наступление немцев, как и наступление финнов в Карелии.

Политические руководители, не испытывая никакой неловкости, дали работникам средств пропаганды задание всеми средствами поддерживать организованное в Вокнаволоке "Движение за освобождение Карелии", которое, ссылаясь на поддержку Маннергейма, претендовало на роль представителя народа Карелии "в деле его освобождения" и присоединения к Финляндии. В качестве печатного пособия ими еще ранее была рекомендована книга, составленная АКС, — “Восточная Карелия” и карта Восточной Карелии, а также книга Ээро Кууссаари “Пути финноязычных народов”.

У собрания в Вокнаволоке не было никакого права и полномочий представлять народ Карелии и принимать от его имени обращение о присоединении к Финляндии. Во всем Ухтинском районе, в который входили оккупированные населенные пункты Войница, Вокнаволок, Костомукша и Контокки, к концу 1941 года осталось лишь 534 жителя, и из них лишь небольшая часть в июле 1941 года была в Вокнаволоке.

Чиновники Военного управления были настолько сильно замотивированны на присоединение Карелии к Финляндии и ее финнизацию, что планировали уничтожение русского населения или его депортацию на захваченные немцами территории и уже вели на эту тему с немцами переговоры. Оккупанты стремились упрочить свои позиции среди местного населения подачками для карелов. К примеру, выдаваемые карелам пайки были заметно больше тех, что выделялись русским, у лояльных карелов была большая свобода передвижения.

Пропагандистские мероприятия устраивались довольно часто в форме различных праздников, поводы для которых всегда находились. Во время этих мероприятий разными способами подчеркивалась мысль о единстве карельского и финского народов и об идее родственности. В беседах предлагалось делать упор на различия финноязычных народов и русских. При этом всячески подчёркивалось, что "карелы - народ особенный", в то время как национальными чертами русских являются "отсутствие способностей, необузданность, коварство, жестокость, нечистоплотность". Все касающееся Великой Финляндии и "освободительной роли" финнов преподносилось навязчиво и с нажимом, чтобы сильнее воздействовать на население. Пропаганду же среди нефинского населения начали проводить только к концу войны, когда поняли, что расистская политика не дала желаемых результатов и вызвала негативную реакцию не только в Карелии и Советском Союзе, но и среди западных союзников.

Школьное обучение, а также учеба на различных курсах были действенными средствами усиления финского влияния. В первые годы оккупации сложилось мнение, что обучать следует исключительно "родственные народы". В штабе Военного управления были разработаны временные рекомендации по организации учебной работы в Восточной Карелии. В последнюю неделю ноября 1941 года на оккупированной территории открыли 46 народных школ, в которых обучалось 4823 ученика.

"Детский" барак в одном из финских концлагерей Петрозаводска.

В то время как "расово-неправильных" детей загнали в концлагерь, для "расово-правильных" открыли народную школу, разумеется финскую. Пропагандистское фото.

27 октября 1941 года в Сиикасалми, возле Липери в крестьянской школе открылись курсы, на которые было принято 52 молодых карела. В процессе обучения политические убеждения очень некстати всплывали на поверхность, и стало ясно, что коммунистическое воспитание оставило в учениках сильное влияние. В отчете в мягкой форме все же сказано, что у значительной части учеников настроения заметно склоняются к сближению с Финляндией, а также отмечено, что знание языка у учеников недостаточное, а представления о религии (протестантизме) — нулевые.

В конце 1941 года в Карелии были 53 финские школы, в которых были 151 учитель и 4540 учеников, при этом "нефинских" школ просто не было. К концу того же года советник министерства образования К. Мерикоски срочно подготовил и сдал в печать в качестве учебника “Книгу о Великой Финляндии”. К концу марта 1942 года в "народных школах" на финском языке обучалось 5470 учеников, или 63,3 процента от общего числа детей из "национальных" семей. Весь 1942 год и почти весь следующий обучали только финноязычных детей.

В 1943 году открылись русские школы - это диктовалось создавшейся обстановкой. Одна русская школа была создана в Петрозаводске для находящихся на свободе детей и пять — для детей, находящихся в концлагерях. Учителями работали 72 педагога, получивших образование в СССР, учеников было 2395 человек. Таким образом, только незначительная часть русских детей учились при оккупационном режиме. Последний учебный год в организованных финнами школах закончился 20 мая 1944 года, тогда же завершилась и работа школьного отдела в Восточной Карелии. Школ для детей русских по окончании учебного года было 15, семь из них находились в концлагерях. В них было 87 учителей и 3000 учеников. Финский язык преподавался детям в лагере, естественно, с прицелом на будущее. Но местные без особой охоты шли в финские школы.

В народных школах стремились к финнизации, основной упор делали на преподавание истории, географии, финского языка и религии. “Книгу о Великой Финляндии” использовали в качестве учебника истории и географии. При преподавании истории старались показать, что советская государственная система крайне слаба и что рюсся был и остается вековечным врагом родственных финнам народов, постоянно вдалбливали идею о единстве финнов и карелов.

Главная цель преподавания географии всецело укладывалась в два слова — “Великая Финляндия”, которые среди работников штаба военного управления произносились беспрестанно. В самой Финляндии о "Великой Финляндии" уже перестали говорить, деятелям внешней политики это было просто запрещено. На оккупированной территории произносилось взахлеб то, о чем нельзя было говорить в Хельсинки. И в то же самое время финское правительство распространяло по всему миру, что Восточная Карелия принадлежит Финляндии.

На основании полученных ими инструкций, военные капелланы во время наступления войск торопились перекрестить православных карелов, как это делалось при крестовых походах. Комендант Военного управления в ноябре 1941 года утвердил новые правила крещения. Религиозные общины, как бы соревнуясь между собой, стремились заполучить как можно больше людей в свою веру. К концу ноября 1941 года в лютеранскую веру окрестили 359 человек, однако в православную — 454 человека.

В национальных школах финский язык преподавался как родной. Вепсам он давался с трудом, так как финский и вепсский языки сильно отличаются.

Пропаганда, обучение и финнизация главным образом были направлены на карельскрое и вепсское население. Русские на протяжении первых двух лет оккупации остались от всего этого в стороне по вполне понятной причине: они были не нужны финнам. Попытки проявить человечность и внимание к русскому населению и тем самым улучшить его отношение к оккупационным властям остались в большей части нереализованными.

С точки зрения финнизации населения представители финской церкви стояли на тех же позициях, что и АКС. Военные капелланы были ярыми сторонниками захватнической войны: карелов предстояло обратить в христианскую веру и, по возможности, в лютеранскую. Лютеранские круги хотели обратить Карелию в свою веру. Все представители АКС и военный епископ были сторонниками лютеранства. Военное управление понимало, что Карелия традиционно православная, и тем не менее православные священнослужители были в худшем положении по сравнению с лютеранскими коллегами: к примеру, в 1943 году лютеранские священники относились по категории оплаты к 28-29 разрядам, в то время как православные — к 25 разряду. Однако к концу 1943 года из находящегося на свободе (т.е. не в концлагерях) населения к православной вере относились 30 632 человека, к лютеранской — 2208 человек. В религиозных общинах числилось примерно 47% населения.

Тех карелов, которые не поддерживали политику тотальной финнизации, оккупанты заключали в концлагеря наравне с рюсся, целыми семьями.

В концентрационных лагерях преобладала православная вера. Религиозное воспитание с самого начала оккупации преследовало цель возрастания финского влияния, но эта работа не дала заметных результатов - влияние лютеранской веры оказалось ничтожным. Стремление финских религиозных кругов обратить карелов к своей вере обернулось, наоборот, их возвращением к православию.

Финнизация топонимики

Во время второй мировой войны финны выпустили карты с новыми "финскими" топонимами. Можно понять стремление сделать географические названия читаемыми на финском языке, но когда начали переиначивать личные имена, названия улиц, это уже было явным выражением финнизации. Отдел просвещения Военного управления, ведавший изменением названий, уже в августе 1941 года предложил переименовать Петрозаводск в Ээнйслинна, а Кемь в Виэнанлинна. Обосновывали они это велико-финляндскими мотивами. Кемь в Финляндии уже была, а в государстве два одноименных города ни к чему, Петрозаводск же название слишком русское. Было решено дать новые имена сразу после захвата. Петрозаводск был переименован 1 октября 1941 года, а Кемь так и осталась Кемью, поскольку не была взята.

Олонец назвали Аунуксенлинна отчасти по инициативе Военного управления, а также потому, что на топографической карте уже успели отпечатать это название. Военное управление осенью 1941 года отправило в оккупированные районы письмо с рекомендуемыми названиями. И тут же был отдан приказ на места выслать свои предложения по переименованию улиц.

Новые названия улиц в Петрозаводске утвердили в конце 1942 года. Вот что писала газета “Вапаа Карьяла” 12 февраля 1943 года:

“У каждого карела есть основание радоваться исчезновению следов большевизма, позднее это будет сделано и в других городах Восточной Карелии. Появившиеся в названиях улиц национальные мотивы возвещают, что Восточная Карелия освободилась от оков рюссей”.

Это происходило именно в то время, когда Германия потерпела сокрушительное поражение под Сталинградом. В Главном штабе сознавали изменения в обстановке, и разведотдел письмом от 8 июля 1943 года предупредил, что следует воздержаться от переименований, что все новые имена являются временными. Но все же через несколько дней отдел утвердил новые названия 28 деревень в Шелтозерском районе.

Улицам давали имена финских руководителей, войсковых подразделений, членов АКС. Маннергейм относился к этому сдержанно, но под сильным давлением согласился на "временное" переименование.

Финнизация имён

Из данных о регистрации крещений видно, что осенью 1941 года карельским детям давали русские имена. Олонецкий штаб Военного управления разъяснил священникам, что "такие имена для Финляндии неуместны". Штаб Военного управления попросил Финляндское Общество составить для Карелии справочник финских фамилий и вскоре получил от Общества 500 экземпляров такого справочника, но лишь очень немногие жители Карелии сменили фамилии на финские. За время оккупации таких оказалось 2263 человека.

Современная ситуация

Примечания

Литература

• Егорова Н.В. Национальная политика в Карелии с 1929 по 1933 гг.